Василий Иванович - Страница 18

Все вступились за Василия Ивановича. Положим, он большой педант и старых взглядов, но он славный и добрый. Особенно взволновался отзывом Непенина Мечтатель. Хотя он и находился с Василием Ивановичем в натянутых, чисто официальных отношениях и недавно еще «развел» с ним, за что посажен был на салинг, тем не менее он горячее всех защищал старшего офицера.

Очевидно, сдерживая свое негодование, он значительно проговорил, оканчивая свою защиту:

– Каков бы ни был Василий Иваныч, не тебе бы, Юлка, так презрительно о нем отзываться!

Юлка промолчал, взглянув на бледное, взволнованное лицо Лесового. Потом посмотрел на часы и заметил:

– Однако пора на клипер! Я обещал Кошкина сменить в десять часов… Лесовой! Заплати за меня что следует!..

И с этими словами, несколько сконфуженный, вышел из комнаты.

Вслед за ним незаметно ушел и Лесовой.

Слова «порядочная дура» отчетливо донеслись до Василий Ивановича и на секунду его ошеломили. Он не верил своим ушам. Как?! Неужели это голос его любимца, голос Непенина, к которому он относился с нежностью старшего брата, с заботливой лаской одинокого человека, искавшего привязанности? Неужели о нем так презрительно отозвался этот юноша, плативший, казалось, привязанностью за привязанность и выказывавший всегда особенное расположение в своих интимных беседах? Значит, все это была ложь… одна ложь!.. Нет, это не его голос! Такая испорченность невозможна в мальчике…

– Не может быть! – шептал Василий Иванович, стараясь себя обмануть.

Он поднялся, чтобы поскорее захлопнуть окно, боясь новой обиды, как вдруг под окном раздались голоса, и Василий Иванович, чтоб не быть замеченным, снова опустился в кресло.

– Я не хотел объясняться с тобой при товарищах, Юлка! Нам нужно объясниться! – сказал Лесовой.

– По поводу чего? – нетерпеливо проговорил Непенин.

– Ты понимаешь… По поводу твоей выходки против Василия Иваныча. Скажи – мне нужно знать: ты отозвался о нем так презрительно ради красного словца или таково твое мнение?..

– Разумеется, мое мнение…

– Так почему ты так хорош с Василием Иванычем?! Я до сих пор думал, что ты любишь и уважаешь его… ну, тогда ваши отношения понятны… Но разве можно оказывать расположение человеку, пользоваться его дружбой, занимать у него деньги, хвалить в глаза его педантизм и за глаза отзываться с презрением?!. Значит, ты все время лицемерил с ним, Юлка! А ведь я знаю, Василий Иваныч искренне тебя любит…

– Это еще что за инквизиция? – перебил Непенин.

– Это необходимо… Я, Юлка, был с тобой дружен… Я не верил, когда товарищи обвиняли тебя в пролазничестве… Я всегда защищал тебя, ты знаешь… Мне, правда, не нравились твои честолюбивые идеи, твое самолюбие, твое желание выставиться перед адмиралом, твои отношения к матросам, полные пренебрежения, но ты умный человек, Юлка, я многое прощал тебе и думал, что ты сам поймешь свои недостатки и избавишься от них… Я думал, что ты иногда рисуешься, напуская на себя бессердечие… Но теперь… Послушай, Юлка, мне тяжело говорить, но я должен… Ты обманываешь людей…

Если бы Лесовой, говоривший свою филиппику с горячностью и негодованием правдивой оскорбленной души, мог видеть жесткую, презрительную улыбку, искривившую губы его нетерпеливого слушателя, он, наверное, замолчал бы с первых же слов. Но темнота не позволяла ему видеть лица Непенина, и потому Мечтатель, веровавший, как и все мечтатели, в чужую совестливость, продолжал:

– Послушай, Юлка!.. Ты поступаешь… скверно, ведь играть людьми – подло! Я понимаю: тяжело сознаться в подлости, но лучше сознаться, чем продолжать двойную игру… Ты обязан завтра же откровенно объясниться с Василием Иванычем. Пусть по крайней мере он не заблуждается на твой счет.

– То есть прийти и сказать ему: «Василий Иваныч! Вы – добродушный дурак, влюбленный в чистоту и гоняющийся за пустяками, созданный для того, чтобы работать, как вол, и оставаться в тени!» Очень остроумно придумано… Спасибо за умный совет! – проговорил Непенин с насмешкой.

– Ты, значит, отказываешься? – сухо спросил Лесовой.

– А ты думал, послушаюсь тебя и разыграю болвана? Благодарю! Я проживу и своей головой и буду пользоваться дураками как мне вздумается, не отдавая никому отчета!

– В таком случае, с этого момента наши отношения кончены… Мы более не говорим! – промолвил медленным, грустным голосом Мечтатель. – Можешь как угодно объяснить товарищам наш разрыв. Я никому ни слова не скажу о причине! – прибавил он.

В саду раздались звуки шагов по песку, и все стихло.

Василий Иванович поник головой и как-то весь съежился в кресле. Несколько времени он сидел неподвижно…

– Господи! сколько подлости в этом мальчике! – наконец прошептал он. – «А этот Лесовой… какая разница! А я еще считал его холодным, скрытным, сухим и нередко придирался к нему!» – вдруг вспомнил Василий Иванович.

Бессердечный, сухой эгоист – его любимец, этот «открытый, симпатичный» Непенин, каким считал его до этой минуты Василий Иванович. Хорош симпатичный юноша!..

И чувство обиды, разочарования и сожаления охватило правдивую, бесхитростную душу Василия Ивановича, забывшего и об ужине, и о cherry coblar, и о миссис Эмми.

X

– Вы понимаете, Василий Иванович, какая история! – восторженно восклицал Карл Карлович, уписывая за обе щеки салат из омаров. – И тут апельсины, и там апельсины… Везде апельсины и апельсины! О, это очень красиво было смотреть, Василий Иванович… Вам непременно надо поехать… Да!.. И так мы все ехали, ехали и весело разговаривали, пока не приехали к одному… к одному… Ах, как это по-русски?..